Дочери мертвой империи [litres] - Кэролин Тара О'Нил

class="p1">Мы ехали на Буяне через лес на расстоянии пары саженей от тропинки, чтобы случайно не наткнуться на командира и его солдат. Каждый час кто-то из нас забирался на дерево и осматривал окрестности, не оказался ли кто поблизости.

Мы добрались до чертовой стены, когда солнце приближалось к зениту. Последнее время нам так везло, что я с уверенностью ожидала увидеть там лейтенанта Вальчара, живого и готового ехать на юг после победы над красными в Медном.

Но лейтенанта не было. Мы слезли с Буяна в центре поляны, открытой, пустой и тихой. Стена отбрасывала на землю тень, из-за которой воздух был сырым и холодным. Не пели птицы, не дул нежный летний ветерок. Вокруг словно все умерло.

– Возможно, он еще приедет, – с надеждой сказала я, нарушая напряженную тишину.

Евгения выглядела сильно обеспокоенной, отчего мне стало только хуже.

– Возможно, еще не полдень, да и потом, он говорил, что нам придется подождать до завтра.

– Надо спрятаться, – только и сказала она.

Я боялась подходить к серой стене, где я, согнувшись и дрожа, пряталась от командира Юровского. Но Евгения была права. Я пошла за ней к небольшой пещерке на другой стороне стены, где мы укрывали Буяна. Внутри пахло плесенью, камень покрывала слизь. Евгения сползла по стене на землю, не обращая на это внимания, и я поморщилась.

Она достала «Мертвые души», но тут же отложила том в сторону. Я нашла рядом место посуше, села на фартук, чтобы не запачкать сарафан, и подняла книгу.

– Будешь читать? – спросила я.

Она покачала головой. Я раскрыла книгу и попыталась отвлечься.

Читала я всего несколько минут, когда Евгения вдруг вскинула голову.

– Ты слышала? – спросила она.

– Слышала что?

Она встала, и я последовала за ней наружу. Как мы ни напрягали слух, ничего не услышали. Никто к нам не ехал. Ей показалось. Мы вернулись в укрытие.

– Что это? – спросила Евгения. Она указала на кусочек бумаги на полу, рядом с тем местом, где мы сидели, и схватила его, не дожидаясь моего ответа.

Открытка с моей семьей. Сердце нервно забилось. Наверное, выпала из фартука, когда я усаживалась. Евгения разглядывала фотографию, но в полумраке пещеры видно было плохо.

Может, настал момент рассказать ей правду? Я сделала глубокий вдох и открыла рот.

– Это царь и его семья? – спросила Евгения и с отвращением сплюнула на землю.

А может, и нет.

– Отдай, пожалуйста, – процедила я.

Евгения усмехнулась.

– А ты заставь, – сказала она и рванула к выходу из пещеры.

Я бросилась за ней. Сердце вновь заколотилось, но уже по другой причине. Сейчас не время рассказывать ей правду. Возможно, когда мы найдем Александра. Но не сейчас. Пока рано.

– Женя, – рявкнула я. – Это личное. Отдай сейчас же. – Я потянулась за открыткой, но Евгения отпрыгнула, дразня меня. Я была выше, но Женя была сильнее, и ее слишком сильно веселило происходящее. – Я не шучу, Евгения!

– Сказала швыбзик. – Она перевернула открытку, и смех ее затих. Евгения вытянула руку, останавливая меня. – Она от сыновей Петровых. Какого черта ты ее взяла?

– Я случайно, – раздраженно произнесла я. Неправдоподобная ложь, учитывая мои предыдущие слова.

Евгения посмотрела на меня подозрительно.

– Это просто письмо родным, – сказала она.

Затем вновь перевернула открытку и уставилась на фотографию. Я попыталась схватить бумагу, но Евгения выставила предплечье, преграждая мне путь.

Она поднесла открытку ближе к лицу и уставилась прямо на двенадцатилетнюю меня. Перевела взгляд с открытки на меня, изучила мои черты и снова посмотрела на открытку.

– Нет, – сказала она, продолжая переводить взгляд с открытки на меня и обратно. – Что это?

– Ничего особенного, – соврала я и еще раз попыталась забрать открытку.

В этот раз Евгения отпустила ее. Я спрятала фотографию в карман, но Евгении больше не нужно было на нее смотреть.

Ее лицо вытянулось, рот открылся.

– Мне просто понравилась картинка.

– Твоего брата звали Алексей, – тихо сказала она. – А своих сестер ты называла Ольга и Татьяна. И Маша. Мария Николаевна?

– О чем ты вообще говоришь? – строго сказала я. Чем дольше я смотрела на ее удивленное и испуганное лицо, тем сильнее меня окутывало страшной тьмой.

– Я слышала о «Штандарте». Все о нем знают. Я такая глупая. Царскую семью держали в Екатеринбурге. Это тоже все знают, хотя это должен был быть секрет.

Я поморщилась от ее мрачного смеха:

– О чем ты? Я не понимаю…

– Ты Анастасия Романова?

Я заставила себя рассмеяться:

– Какая невероятная идея. Конечно же нет, Женя.

Мне показалось, что я звучала убедительно, но Евгения только сильнее расстроилась, ее глаза потемнели.

– Мне нехорошо, – пробормотала она, отворачиваясь.

– Ты ведешь себя нелепо! Может, я похожа на нее, хотя мне так не кажется, но, возможно, ты права. – Я поспешила за ней, заставляя ее слушать. – Я взяла открытку, потому что она показалась мне красивой. Напомнила мне, каким был мир раньше. Ты видишь то, чего нет.

– Хватит врать! – Она развернулась ко мне, покраснев от гнева. – Ты постоянно врешь! И мне надоело.

Я резко вдохнула. Бесполезно. Она поняла правду. Но если я продолжу все отрицать, возможно, мы сможем сделать вид, что это лишь глупая ошибка.

– Не смотри так, – рявкнула она. – Ты знаешь, кто ты. Теперь я тоже знаю. Черт! – Она сжала кулаки и закрыла ими глаза. – То есть ты утверждаешь, что Юровский убил всю царскую семью? Поэтому он так хочет тебя поймать.

– Я ничего такого не утверждаю. Я не Романова.

– Заткнись! – Она ткнула пальцем мне в лицо. – Или рассказывай что-нибудь правдивое. Все это время я тебе помогала… Да меня за это убьют. Не только Юровский. Любой большевик убьет меня за то, что я прятала Романову.

– Ты считаешь, что помогать человеку – преступление, если он родился в дворянской семье? Это лицемерно и жестоко, Евгения. Я не сделала ничего плохого, и, уверена, она тоже. – Я указала на свой карман. – Разве мы заслуживаем беспричинной смерти?

– Причина есть. Пока ты жила своей беззаботной жизнью, твой отец рушил нашу страну. Он оставил нас без еды, отправил умирать на глупую войну, расстрелял нас, когда мы вышли протестовать. Николай Кровавый заслужил свое прозвище.

– Замолчи! Он был великим человеком и любящим отцом! – Слова вырвались из меня на свободу.

Я замерла. Мы обе замерли.

Я только что призналась.

У меня закружилась голова. Я встряхнулась, пытаясь очистить мысли. Но слово не воробей: я вспылила, и теперь Евгения знает правду.

В ее взгляде больше не было ни сострадания, ни добродушия, ни даже намека на симпатию.

По ту сторону стены раздался